Наталья Абрамцева: А звездочки падают? (knižně 2007) Щенок Тявка ловил звездочки. Тявка был совсем маленький, а потому считал: поймать звездочку не так уж и трудно. Тявка жил на даче. Забор дачи ему очень мешал. Вот слетает с неба звезда, и Тявка несется по влажной ночной траве, по грядкам, по клумбе, пробирается через крапиву туда, где должна лежать упавшая звездочка, и вдруг — забор. «Оказывается, звездочка упала по ту сторону забора»,— огорчался Тявка. Тявка совсем избегался. Однажды, в который раз стукнувшись носом о забор, щенок решил немного отдохнуть и прилег тут же. Послышался смех. Тявка поднял голову и увидел на заборе соседского кота. Кот прямо-таки давился смехом. — Глупый щенок! Совсем глупый! Что это ты делаешь? — Я? Я ловлю звездочки,— ответил Тявка,— вернее, хочу поймать хотя бы одну. Но они всё падают не там, где нужно. За забором падают. Кот снова рассмеялся: — Глупый щенок! Совсем глупый! • — Почему? Почему я глупый? Я просто не умею прыгать через забор. Кот сидел на заборе и ухмылялся: — Да потому ты глупый, что ловишь то, чего нельзя поймать! — Нельзя? — Конечно, нельзя,— важно говорил Кот,— ты уж мне поверь. Я долго жил в библиотеке и начитался всяких научных книг. — Ну и что?— возразил Тявка.— При чем здесь книги? Что в них написано о звездочках? — Да хотя бы то, что звезды вообще не падают. — Ну уж нет! Еще как падают! Сегодня уже четыре штуки упали! — Вовсе это не звезды!— Кот начинал сердиться. — Как же не звезды? Звезды — они и есть звезды,— спорил Тявка. Чересчур умный Кот устало вздохнул: — Ну как же объяснить тебе попонятнее? Это не звезды. Это такие большие камни, которые летают очень высоко. Выше Луны. И когда падают на Землю, трутся о воздух и сгорают. Понятно? — Понятно. Понятно, что все это че-пу-ха. Камни летают, сгорают - ерунда! Вы какие то неправильные книги читали, уважаемый Кот. Я пошел ловить звездочки. Пока! И Тявка убежал. Кот смотрел ему вслед и качал головой. "Маленький еще. Подрастет - разберется". А Тявке было жаль Кота. "Бедный Кот, - думал он, совсем свихнулся от своей учености. Звезду от камня отличить не может". Сергей Козлов: ЕЖИК В ТУМАНЕ (knižně 1989) Тридцать комариков выбежали на поляну и заиграли на своих писклявых скрипках. Из-за туч вышла луна и, улыбаясь, поплыла по небу. "Ммм-у!.." - вздохнула корова за рекой. Залаяла собака, и сорок лунных зайцев побежали по дорожке. Над рекой поднялся туман, и грустная белая лошадь утонула в нем по грудь, и теперь казалось - большая белая утка плывет в тумане и, отфыркиваясь, опускает в него голову. Ежик сидел на горке под сосной и смотрел на освещенную лунным светом долину, затопленную туманом. Красиво было так, что он время от времени вздрагивал: не снится ли ему все это? А комарики не уставали играть на своих скрипочках, лунные зайцы плясали, а собака выла. "Расскажу - не поверят!" - подумал Ежик, и стал смотреть еще внимательнее, чтобы запомнить до последней травинки всю красоту. "Вот и звезда упала, - заметил он, - и трава наклонились влево, и от елки осталась одна вершина, и теперь она плывет рядом с лошадью... А интересно, - думал Ежик, - если лошадь ляжет спать, она захлебнется в тумане?" И он стал медленно спускаться с горы, чтобы тоже попасть в туман и посмотреть, как там внутри. - Вот, - сказал Ежик. - Ничего не видно. И даже лапы не видно. Лошадь! - позвал он. Но лошадь ничего не сказала. "Где же лошадь?" - подумал Ежик. И пополз прямо. Вокруг было глухо, темно и мокро, лишь высоко сверху сумрак слабо светился. Полз он долго-долго и вдруг почувствовал, что земли под ним нет, и он куда-то летит. Бултых!.. "Я в реке!" - сообразил Ежик, похолодев от страха. И стал бить лапами во все стороны. Когда он вынырнула, было по-прежнему темно, и Ежик даже не знал, где берег. "Пускай река сама несет меня!" - решил он. Как мог, глубоко вздохнул, и его понесло вниз по течению. Река шуршала камышами, бурлила на перекатах, и Ежик чувствовал, что совсем промок и скоро утонет. Вдруг кто-то дотронулся до его задней лапы. - Извините, - беззвучно сказал кто-то, кто вы и как сюда попали? - Я - Ежик, - тоже беззвучно ответил Ежик. - Я упал в реку. - Тогда садитесь ко мне на спину, - беззвучно проговорил кто-то. - Я отвезу вас на берег. Ежик сел на чью-то узкую скользкую спину и через минуту оказался на берегу. - Спасибо! - вслух сказал он. - Не за что! - беззвучно выговорил кто-то, кого Ежик даже не видел, и пропал в волнах. "Вот так история... - размышлял Ежику, отряхиваясь. - Разве кто поверит?!" И заковылял в тумане. Виктор Драгунский Денискины рассказы (knižně poprvé 1961) Он живой и светится Однажды вечером я сидел во дворе, возле песка, и ждал маму. Она, наверно, задерживалась в институте, или в магазине, или, может быть, долго стояла на автобусной остановке. Не знаю. Только все родители нашего двора уже пришли, и все ребята пошли с ними по домам и уже, наверно, пили чай с бубликами и брынзой, а моей мамы всё ещё не было... И вот уже стали зажигаться в окнах огоньки, и радио заиграло музыку, и в небе задвигались тёмные облака - они были похожи на бородатых стариков... Мне захотелось есть, а мамы всё не было, и я подумал, что, если бы я знал, что моя мама хочет есть и ждёт меня где-то на краю света, я бы моментально к ней побежал, а не опаздывал бы и не заставлял её сидеть на песке и скучать. И в это время во двор вышел Мишка. Он сказал: - Здорово! И я сказал: - Здорово! Мишка сел рядом и взял в руки самосвал. - Ого! - сказал Мишка. - Где достал? А он сам набирает песок? Не сам? А сам сваливает? Да? А ручка? Для чего она? Её можно вертеть? Да? А? Ого! Дашь мне его домой? Я сказал: - Нет, домой не дам. Подарок. Папа подарил перед отъездом. Мишка надулся и отодвинулся от меня. На дворе стало ещё темнее. Я смотрел на ворота, чтоб не пропустить, когда придёт мама. Но она всё не шла. Видно, встретила тётю Розу, и они стоят и разговаривают и даже не думают про меня. Я лёг на песок. Тут Мишка говорит: - Не дашь самосвал? Я говорю: - Отвяжись, Мишка! Тогда Мишка говорит: - Я тебе за него могу дать одну Гватемалу и два Барбадоса. Я говорю: - Сравнил Барбадос с самосвалом... А Мишка: - Ну, хочешь, я дам тебе плавательный круг? Я говорю: - Он у тебя лопнутый. А Мишка: - Ты его заклеишь. Я даже рассердился: - А плавать где? В ванной? По вторникам? И Мишка опять надулся. А потом говорит: - Ну, была не была! Знай мою доброту! На! И он протянул мне коробочку от спичек. Я взял её в руки. - Ты открой её, - сказал Мишка, - тогда увидишь! Я открыл коробочку и сперва ничего не увидел, а потом увидел маленький светло-зелёный огонёк, как будто где-то далеко-далеко от меня горела крошечная звёздочка, и в то же время я сам держал её сейчас в руках. - Что это, Мишка, - сказал я шёпотом, - что это такое? - Это светлячок, - сказал Мишка. - Что, хорош? Он живой, не думай. - Мишка, - сказал я, - бери мой самосвал, хочешь? Навсегда бери, насовсем! А мне отдай эту звёздочку, я её домой возьму... И Мишка схватил мой самосвал и побежал домой. А я остался со своим светлячком, глядел на него, глядел и никак не мог наглядеться: какой он зелёный, словно в сказке, и как он хоть и близко, на ладони, а светит, словно издалека... И я не мог ровно дышать, и я слышал, как быстро стучит моё сердце и чуть-чуть колет в носу, как будто хочется плакать. И я долго так сидел, очень долго. И никого не было вокруг. И я забыл про всех на белом свете. Но тут пришла мама, и я очень обрадовался, и мы пошли домой. А когда стали пить чай с бубликами и брынзой, мама спросила: - Ну, как твой самосвал? А я сказал: - Я, мама, променял его. Мама сказала: - Интересно! А на что? Я ответил: - На светлячка! Вот он, в коробочке живёт. Погаси-ка свет! И мама погасила свет, и в комнате стало темно, и мы стали вдвоём смотреть на бледно-зелёную звёздочку. Потом мама зажгла свет. - Да, - сказала она, - это волшебство! Но всё-таки как ты решился отдать такую ценную вещь, как самосвал, за этого червячка? - Я так долго ждал тебя, - сказал я, - и мне было так скучно, а этот светлячок, он оказался лучше любого самосвала на свете. Мама пристально посмотрела на меня и спросила: - А чем же, чем же именно он лучше? Я сказал: - Да как же ты не понимаешь?! Ведь он живой! И светится!.. Геннадий Цыферов: Про чудака лягушонка Сказка первая Однажды лягушонок сидел у реки и смотрел, как в голубой воде плавает жёлтое солнышко. А потом пришёл ветер и сказал: "Ду". И по реке и по солнышку пошли морщинки. Рассердился тут ветер и сказал ещё раз: "Ду, ду, ду". Очень сильно. Он, видимо, хотел разгладить морщинки, но их стало больше. И тут рассердился лягушонок. Он взял прутик и сказал ветру: "А я тебя прогоню. Ты зачем морщишь воду и любимое солнышко?" И он погнал ветер, погнал через лес, через поле, через большую жёлтую канаву. Он гнал его в горы, где пасутся козы и овцы. И весь день там лягушонок скакал за ветром и махал прутиком. Кто-то думал: он отгоняет пчёл. Кто-то думал: он пугает птиц. Но он никого и ничего не пугал. Он был маленький. Он был чудак. Просто скакал в горах и пас ветер. Сказка вторая А вчера в гости к лягушонку пришла рыжая корова. Помычала, покачала умной головой и вдруг спросила: "Простите, зелёный, а что бы вы стали делать, если бы вы были рыжей коровой?" - Не знаю, но мне почему-то не очень хочется быть рыжей коровой. - А всё-таки? - Я всё равно бы перекрасился из рыжего в зелёный. - Ну, а затем? - Затем я отпилил бы рожки. - А зачем? - Чтобы не бодаться. - Ну, а потом? - Потом я подпилил бы ножки... Чтобы не лягаться. - Ну, а потом, потом? - Потом бы я сказал: "Посмотрите, ну какая я корова? Я просто маленький зелёный лягушонок". Сказка третья Наверное, он всю жизнь был бы маленьким, но однажды случилось вот что. Каждый знает, что он ищет. А что искал лягушонок, он и сам не знал. Может быть, маму; может быть, папу; а может быть, бабушку или дедушку. На лугу он увидел большую корову. - Корова, корова, - сказал он ей, - а ты хочешь быть моей мамой? - Ну что ты, - замычала корова. - Я большая, а ты такой маленький! На реке он встретил бегемота. - Бегемот, бегемот, ты будешь моим папой? - Ну что ты, - зачмокал бегемот. - Я большой, а ты маленький!.. Медведь не захотел стать дедушкой. И здесь лягушонок рассердился. Он нашёл в траве маленького кузнечика и сказал ему: - Ну вот что! Я - большой, а ты маленький. И всё равно я буду твоим папой. Людмила Петрушевская. Лингвистические сказочки ПУСЬКИ БЯТЫЕ (1984) Сяпала Калуша с Калушатами по напушке. И увазила Бутявку, и волит: - Калушата! Калушаточки! Бутявка! Калушата присяпали и Бутявку стрямкали. И подудонились. А Калуша волит: - Оее! Оее! Бутявка-то некузявая! Калушата Бутявку вычучили. Бутявка вздребезнулась, сопритюкнулась и усяпала с напушки. А Калуша волит калушатам: - Калушаточки! Не трямкайте бутявок, бутявки дюбые и зюмо-зюмо некузявые. От бутявок дудонятся. А Бутявка волит за напушкой: - Калушата подудонились! Зюмо некузявые! Пуськи бятые! Виктор Кротов: Паутина по-научному (knižně 2006) Жук Дормидонт однажды забежал к червячку Игнатию выпить с ним чашечку чая. Сидят они, пьют чай, а жук говорит: – Ты столько всего умеешь, червячок Игнатий. И землю рыхлишь, и книжки читаешь, и во всякой другой культурной жизни разбираешься. Знаешь, я тоже хочу чему-нибудь новому научиться. Какому-нибудь мастерству. Например, паутину плести. Ты не попросишь паука Пафнутия со мной этим делом позаниматься? – Могу, конечно, попросить, – отвечает червячок. – Только почему ты сам не скажешь ему? Ты ведь не хуже меня знаком с пауком Пафнутием. – К моей просьбе он несерьёзно отнесётся, я знаю, – проворчал жук Дормидонт. – Подумает, что я просто развлечься хочу. А я хочу не как-нибудь учиться, а по-научному. – Как это, по-научному? – заинтересовался червячок Игнатий. – Это значит во всём подробно разобраться. Чтобы я точно знал, что и как делать надо. Как паутина устроена, какие узлы бывают, каким способом плетение происходит, ну и всякое такое. Мне нужен основательный подход, научный. Такой уж у меня характер. Значит, не я сам должен просить паука Пафнутия, а кто-то другой. Для солидности. – Это ты меня солидным считаешь? – червячок Игнатий так развеселился, что в эту минуту и в самом деле никто не назвал бы его солидным. – Ну, ладно, ладно. Пойдём договариваться. – Прямо сейчас? – удивился жук Дормидонт. – Конечно. «Сейчас» – это самое лучшее время, чтобы делать то, на что решился. – Здравствуй, паук Пафнутий, – стараясь быть солидным, сказал червячок Игнатий. – Я хочу тебе сообщить, если не знаешь, что твоё паутинное искусство очень ценится всеми вокруг. К тебе даже просятся в ученики. И не кто-нибудь, а сам жук Дормидонт. Надеюсь, ты не откажешься поделиться с ним секретами своего мастерства? Паук Пафнутий замер от неожиданности. То ли он был поражён тем, что у него хотят научиться его любимому искусству, то ли тем, что учеником хочет быть жук Дормидонт, но он смог выдавить из себя только одно слово: – Когда?.. – Сейчас! – хором ответили жук Дормидонт и червячок Игнатий. А жук Дормидонт добавил: – «Сейчас» – это самое лучшее время, чтобы делать то, на что решился. «Вот как возникают крылатые выражения, – с гордостью подумал червячок Игнатий. – Это когда твою фразу начинают повторять как великое изречение. Правда, я и сам её где-то вычитал...» Тем временем паук Пафнутий помолчал, подумал, а потом кивнул головой. Почему бы не поучить другого тому, что тебе самому так нравится делать? Червячок Игнатий не хотел им мешать и отправился пока прогуляться неподалёку. Хотя ему было интересно, как жук Дормидонт будет заниматься по-научному, но он не хотел мешать ни учителю, ни ученику. Он глубоко задумался о крылатых выражениях и о том, на каких таких крыльях они перелетают от одного к другому, как вдруг его внимание привлекли голоса паука Пафнутия и жука Дормидонта, которые становились всё громче. «Что-то у них не так, – понял червячок Игнатий. – Надо туда наведаться». Что-то и в самом деле было не так. Большая красивая паутина, которую паук Пафнутий выплетал много дней, вся перекосилась. Пафнутий в панике пытался закрепить то один её край, то другой, а жук Дормидонт, весь облепленный обрывками паутинок, пытался развязать хитроумно завязанный узел. Несколько узлов ему, видимо, уже удалось развязать. «А может быть, разорвать?» – озабоченно подумал червячок Игнатий. Этим и объяснялось плачевное состояние кружевной паутины. – Червячок Игнатий! – горестно воскрикнул расстроенный паук. – Пожалуйста, уйми поскорее моего любознательного ученика. Он хочет всё разобрать на части! – Червячок Игнатий! – возмущённо зашумел в ответ жук Дормидонт. – Пожалуйста, объясни моему уважаемому учителю, чтобы он не мешал мне заниматься по-научному. Я же должен во всём РАЗОБРАТЬСЯ! А как же можно это сделать, если не РАЗОБРАТЬ то, что тебе показывают? – Ну куда же это годится? – паук Пафнутий чуть не плакал. – Я показываю ему, как СПЛЕТАТЬ паутину по-художественному, а он вместо этого только и знает, что РАСПЛЕТАЕТ мою работу! – Зачем же мне по-художественному? – удивлялся жук Дормидонт. – Я же не художник. Мне нужно по-научному. По-научному во всём можно разобраться. – Ты так и меня, чего доброго, начнёшь разбирать! – возмущался паук Пафнутий. – Не зря ведь уже начал расспрашивать, как мой организм паутину вырабатывает. Много сил приложил червячок Игнатий, чтобы успокоить друзей. Он посоветовал им пока не пытаться продолжать занятия и хотел зазвать обоих к себе в норку попить чаю. Но паук Пафнутий сказал, что никуда не уйдёт, пока хоть как-нибудь не отремонтирует повреждённую паутину. Так и получилось, что червячок Игнатий и жук Дормидонт снова сидели за чаем вдвоём. Червячок Игнатий всё старался объяснить жуку Дормидонту, что учителю виднее, как передавать ученику своё искусство, и что вовсе не обязательно всё разбирать на части, чтобы понять, как оно устроено. Но жук Дормидонт был погружён в свои мысли. И только собравшись уходить, жук почесал в затылке и промолвил: – Да, не с паутины надо было начинать, а с паука Пафнутия. Как же он всё-таки устроен, с научной точки зрения?.. «Жука Дормидонта с его научным подходом не исправишь, – размышлял червячок Игнатий после того, как жук ушёл. – Но ведь вовсе не ко всему нужно относиться по-научному. Пойду-ка я к пауку Пафнутию, скажу, чтобы не унывал. У него обязательно появятся ученики, которые будут учиться по-художественному. И тоже станут прекрасными мастерами паутинного плетения».